В шесть лет я пошёл в первый класс в местную школу недалеко от дома. Отучился год, а затем меня внезапно отдали в восточную гимназию №652, до которой нужно было ехать чуть дольше часа. Гимназия когда-то была интернатом №5, поэтому в ней было всё необходимое для проживания. Посему я, как и многие другие детишки, приезжал в подельник и ночевал до среды. В среду ехал домой, а в четверг снова оставался ночевать. Затем домой на выходные.
Разумеется, у меня есть огромное количество историй из той жизни, но сегодня о китайском. Со второго по одиннадцатый класс я учился китайскому в гимназии. Иероглифика, чтение, разговорный язык. Многое в гимназии было посвящено укреплению связей с Китаем, поэтому история и искусство тоже входили в программу на базовом уровне. У меня неплохо получалось, в одиннадцатом классе мне предрекали карьеру, связанную с Китаем.
После гимназии я поступил в Финэк (СПБГУЭиФ). Первые два года — общее экономическое образование. А с третьего курса — кафедра национальной экономики и политики. Почему Финэк? Потому что там была кафедра китайского языка. И знакомые. Вообще в тот период большая часть студентов кафедры — это бывшие выпускники 652 гимназии.
В универе было то же самое: чтение, письмо, разговорный. Учился я нормально, ни хорошо, ни плохо. Хотя, помню, одна из преподавательниц сказала: «Егор, если когда-нибудь будете работать с китайским, не говорите никому, что я у вас преподавала». Ну я и не говорил.
На третьем курсе мне предложили стажировку по обмену. И я уехал на девять месяцев в город Чэнду провинции Сычуань в местный экономический университет. С деньгами помогла мама.
Когда я туда приехал и посетил несколько занятий, с ужасом осознал, что единственное, что мне пригодилось из всех прошлых лет обучения — это словарный запас иероглифов. Грамматику и произношение пришлось осваивать практически с нуля с осознанием новых правил. Круто, что преподавали нам китайцы на китайском. Ни русского, ни английского они не знали. Учебники были на английском.
Преподавали нам пекинский диалект, а вот местные жители провинции разговаривали на сычуаньском. Поэтому за девять месяцев я подтянул и то, и другое. Где-то через четыре месяца усердного посещения занятий и общения в кругу других иностранных студентов я начал отдаляться в сторону местных, чтобы исключить любые языки, кроме китайского, из своего окружения.
Я ненадолго устроился преподавателем английского в одну из местных школ для детей. А через какое-то время стал преподавать русский язык в частном порядке одному местному студенту (правда, не из нашего университета).
Девять месяцев жизни в новом мире, в окружении новых людей, очень сильно на меня повлияли. Я оценил, на сколько Чэнду обходил Петербург по уровню жизни и технологическому прогрессу (уже тогда оптоволоконный гигабитный интернет был доступен каждому студенту, а в магазинах продавалась техника, которая появится на российских прилавках не раньше, чем через два года). В тот период к иностранцам в Китае относились с огромным вниманием и интересом. Можно было легко заработать. Все были рады с тобой пообщаться.
Так что в Питер я приехал жизнерадостным, раскрепощённым и с довольно неплохим уровнем китайского языка. Меньше, чем через год после этого, я уже работал переводчиком, но это совсем другая история, которую я вам уже рассказывал.
Как итог. Я не выбирал изучать китайский язык, это выбрала за меня мама. Мне это легко далось, благодаря хорошей от природы памяти и естественной усидчивости (мне вполне в кайф было заполнять тетради с прописями и постоянно обогащать словарный запас). В 21 год я был профессиональным переводчиком. Сегодня моего уровня языка хватит для чтения, просмотра фильмов и не очень свободного общения. Я не практикую уже больше пятнадцати лет.